О договоре и кондикционном обязательстве

С.  А.  Степанов

1

Об обязательствах договорных и обязательствах внедоговорных

Отечественная цивилистика, равно как гражданское законодательство и практика судебного правоприменения, традиционно исходят из классического подразделения всех имущественных обязательств на договорные и недоговорные (внедоговорные). Такая жесткая, пандектного характера классификация в настоящее время не соответствует не только многообразию и комплексности договорных форм и конструкций, применяемых участниками предпринимательской деятельности, но и весьма распространенным «договорообразным» обязательственным правоотношениям. Речь ведется, в частности, о юридических ситуациях, возникающих при признании договоров незаключенными, при применении последствий признания сделок недействительными, а также при фактическом вступлении субъектов во взаимные юридические связи (например, при совершении действий в чужом интересе, приобретении товара через присоединенную сеть) и др. Правоприменитель в данных ситуациях поставлен перед нелегким и ограниченным выбором: либо квалификация отношений как договора (типизированного или нетипизированного), либо применение особых и, в силу универсальности, ограниченных правил о внедоговорных обязательствах[1]. Какой-либо иной подход к регулированию «пограничных» конфликтов методологически, казалось бы, недопустим[2], но юридический быт и потребности экономического правосудия уже не могут обходиться историческим плоскостным инструментарием разрешения споров, поскольку механическое отнесение юридических связей или к договорным, или к недоговорным не только обедняет правоприменительный арсенал, но и ведет, в конечном итоге, к неправомерному и несправедливому решению суда. Правовая жизненная ситуация, при которой исполненный полностью или частично договор по императивным правилам объявляется незаключенным (не соблюдена форма, не согласованы все существенные условия и пр.), вынуждает правоприменителя отказываться от использования законодательного и поднормативного договорного регулирования и прибегать к оставшейся «единственной» и малопригодной для данных целей возможности – нормам о неосновательном обогащении.

Представляется, что современные экономические реалии, диспозитивность частноправового регулирования, свобода договора обусловливают невозможность непризнания и доктриной, и правоприменителем особого «квазидоговорного» обязательства, которое и должно выступать квалифицирующей методологической основой решения споров. Причем основой, выстроенной преимущественно из правил о договоре с возможностью субсидиарного обращения к нормам о внедоговорных правоотношениях.

2

Незаключенный (недействительный) договор и кондикционное обязательство

Кондикционное обязательство в его изначальной, исторической сути (равно как и деликтное обязательство) было призвано обеспечить восстановление имущественного положения субъектов ни договором, ни иным правовым образом предварительно между собой не связанных. Современный законодатель (ст. 1103 Гражданского кодекса РФ), не изменив классическое содержание и внутреннюю направленность кондикционного обязательства, тем не менее, предусмотрел возможность применения этой универсальной конструкции и в специальных случаях (реституции, виндикации и пр.), благоразумно сделав оговорку: «…поскольку иное не вытекает из существа соответствующих отношений». При исследовании приоритета норм в регулировании отношений, связанных с «незаключенностью» договора или признанием его недействительным, правоприменитель должен отдавать преимущество специальным, «квазидоговорным» правилам, поскольку неосновательному обогащению непременно предшествовали юридические отношения. Эти отношения всегда носят  волевой характер, имеют целью создание правовых последствий. Недостигнутый субъектами должный правовой результат не означает невозникновение элементов иного соглашения, иного взаимного юридического состояния сторон, подчиняющегося общим правилам о договоре и обязательстве.

Применение в ситуации незаключенности или недействительности договора исключительно правил о неосновательном обогащении нарушает важнейшие начала гражданского законодательства: равенство участников и необходимость восстановления нарушенных прав. В частности, в отличие от классических гражданских правоотношений в обязательстве из неосновательного обогащения «центральной фигурой», более «сильной» стороной выступает не кредитор, а должник (см., например, ст. 1104, 1107 ГК РФ и др.). Это в принципе не соответствует общеправовому положению кредитора в современном экономическом законодательстве. Применение правил о неосновательном обогащении с экономической и юридической сторон выгодно в исследуемой ситуации стороне, не приступившей к исполнению договора, но получившей полное или частичное исполнение от другой стороны. Нормы о кондикционном обязательстве в таком случае не только предоставляют недобросовестной стороне необоснованные материально-правовые и процессуальные преимущества[3], но и диссонируют с фундаментальными идеями регулирования предпринимательской деятельности, участниками которой выступают не доверчивые граждане, а жесткие, алчные и по определению юридически грамотные индивидуальные и коллективные коммерсанты.

3

О заключенности и незаключенности гражданско-правовых договоров

Особенности современного правосозерцания, в том числе судебного правоприменения, зачастую во многом обусловленного процессуальными моментами, выражаются в «соединении» договора - документа с договором - правоотношением. Безусловно, специфика судебной защиты во многом сориентированы на процедурную сущность доказываемых обстоятельств, что возвышает письменную форму обязательства вплоть до «подмены» существа правоотношения его формой. Вместе с тем, в отдельных видах договоров его письменная форма всегда будет вспомогательна. В частности, речь идет о соглашениях, основанных на фактических (в том числе, конклюдентных) действиях субъектов – перевозка общественным транспортом, некоторые услуги связи, коммунальные услуги, поставка энерго- и теплоносителей и пр. Если одна сторона обеспечивает возможность (техническую, организационную) приобрести товар, получить услугу (оферта), а вторая сторона получает товар или услугу (акцепт), то современная доктрина и, весьма осторожно, но неуклонно, судебная практика рассматривают это как вступление сторон в договорное обязательство («фактические договорные отношения»)[4]. Если для оформления конкретного вида соглашения закон императивно требует особую письменную форму и эта форма не соблюдена, то это не означает отсутствие соглашения. Договорная связь, взаимное «квазидоговорное» обязательство, соглашение особого рода (sui generis) возникли, что влечет применение правил о договоре и, лишь субсидиарно, норм о неосновательном обогащении. 

4.

О судьбе договора субаренды при совпадении в одном лице собственника и арендатора (он же арендодатель по договору субаренды)

Современный период экономики и, следовательно, политики и права ознаменован безусловным приоритетом динамики (имущественных обязательств) перед статикой (вещными правами). Предпринимательский оборот подчиняет своим потребностям не только законодательство, но и правоприменение[5]. Гражданско-правовым обязательствам по общему правилу безразличны реорганизации юридических лиц, и даже смерти граждан. Правопреемство (и универсальное, и сингулярное) обеспечивает неприкосновенность возмездного оборота, а договорные отношения в ничтожно малой степени зависят от конкретного субъекта, юридическая личность которого не влияет на становление и развитие договорной юридической связи лиц, лишь персонифицирующих имущество.

Договор аренды – один из примеров господства обязательств над абсолютными вещными правами. Арендатор, наделенный вещным правом владения, защищен даже от собственника – арендодателя (ст. 305 ГК). Таким же положением и аналогичными правами по общему правилу располагает и субарендатор. Юридическая «цепочка» собственник – арендатор – субарендатор в своей глубинной плоскости строится на первоначально согласованной воле собственника и арендатора. Соглашение о субаренде для субарендатора – результат «продления», «распространения» единой обязательственной связи. Реорганизация собственника арендуемого имущества не влияет на договор субаренды, равно как и реорганизация арендатора (арендодателя по следующему договору) не влияет ни на основной договора аренды, ни на договор субаренды. Если реорганизация собственника имущества и арендатора приводит к присоединению (слиянию) этих субъектов, то это основание для прекращения их взаимных отдельных обязательств. «Соединение» двух юридических лиц в одно в силу отмеченной неприкосновенности имущественных обязательств не изменяет договорные права и обязанности реорганизуемых субъектов с третьими лицам. Слияние (присоединение) собственника имущества и первоначального арендатора в силу ст. 413 Гражданского кодекса РФ прекращает исключительно отдельные и обязательно только взаимные обязательства. Договор субаренды лежит вне обязательств между собственником имущества и первоначальным арендатором и, слияние (присоединение) двух последних субъектов никоим образом не влияет на договор субаренды с третьим лицом, поскольку согласие собственника на субаренду и собственно договор субаренды в таком случае не только сохраняются, но и трансформируются в полноценный договор аренды. Этот вывод основывается не только на существе реорганизации юридического лица и высокой значимости правопреемственности и необходимости сохранение договорных обязательств, но и вытекает из общих начал современного договорного права[6].

Кроме этого следует учитывать и иные обстоятельства. Если слияние (присоединение) собственника имущества и первоначального арендатора не затрагивает субъективные права третьих лиц, то фактическое продолжающееся владение субарендатором переданным имуществом подчеркивает естественное лишь измененное (в сторону усиления позиции бывшего субарендатора) арендное правоотношение, а также сохранение требуемой формы соглашения и всего комплекса взаимных договорных прав и обязанностей между субарендатором (теперь арендатором) и арендодателем (теперь собственником), в том числе возможность вещной защиты арендатора от собственника. Даже допустив вероятность признания первоначального договора аренды прекратившимся в силу слияния (присоединения) собственника имущества и первоначального арендатора, следует признать существование вышеотмеченного «квазидоговорного» арендного обязательства (фактических договорных отношений).

Изложенное свидетельствует, что во всех рассматриваемых юридических ситуациях субарендатор сохраняет титул своего владения полученным имуществом и все права правомерного владельца.